Я вырвал карнеол из мрака скал,
где камень жил вне времени и счёта,
где эхом оседал былых эпох завал,
и ночь дрожала в трещинах гранита.
Он был как жар, застывший в тишине,
как сгусток крови, сдержанный и властный.
Я вынул из глубин, как в зыбком сне —
не ради злата, а как свет ненастный.
Я шёл. Я нёс. Я людям показал:
глядите — суть, и пламя, и основа.
Они глядели. Кто-то лишь внимал,
а кто-то гладил, вглядываясь снова.
Иные говорили: это дар,
и тыкали в огонь, застывший в теле.
А кто-то — что? — да это просто жар,
и прочь спешили, как и не смотрели.
Я слушал их. Ни гнева, ни щита —
не ждал чудес, ни славы, ни награды.
Я знал: он не из тех, что, как плита.
Он — как вопрос. Как путь. Как риск. Как правда.
И только ночью, в сумраке иных,
когда весь день стал пеплом на запястье,
я понял: это не скала звала —
я звал себя. И шёл. Сквозь боль. До страсти.
И камень этот, что горел во мгле,
что я унёс, срывая крик со звона,
не из скалы. Он жил во мне,
во мне, в груди,
где прежде —
билось что-то…
вырванное… словно…